Постнеклассическая ЖОПА (журналистика общественно-психологического активизма), выпуск 7, расшифровка.
У нас там сглючило видео, так что мы решили спасти текст таким вот образом.
Спасал Волк, за что ему огромное спасибо!
Ссылка на исходник у нас в Инстаграме — внизу, под текстом.
Там видео дрыгается, дико смешное :).
***
Рэйчел: Психотерапевты вообще работают по-разному. Но мы не будем вот это вот — как по-разному работают психотерапевты. У меня иногда много матерных слов по этому поводу.
Трикстер: Рэйчел расскажет, как она работает, когда она работает психотерапевтом.
Рэйчел: Да. Мы уже рассказали, что нужно направленное внимание в психотерапии. Но всё равно это большой вопрос: вот психотерапевт за час работы получает дохренища денег, а что он, собственно говоря, такое делает, чтобы эту кучу денег получать? Просто сидит и трындит? Или сидит и слушает? Ну тогда почему бы вместо терапевта с котиком не поговорить, например?
Я хочу сказать, что психотерапия всё-таки от обычного трындежа отличается своей структурированностью и целенаправленностью. Соответственно, она направлена на решение каких-то задач, каких-то вопросов, и часто очень неочевидна.
Вот тут у меня получился такой списочек, что мне приходится делать — вернее, что я делаю — просто головой, просто какие-то ментальные усилия. А есть еще эмоциональные. Есть еще созвон с телом, потому что часто появляется в терапии телесный отклик и он тоже очень важен. Телесный, эмоциональный, образный — это всё большой комплекс всего. Это большой комплекс мышления, и он весь важен, его весь всё время нужно прозванивать. Если где-то что-то выпадает — всё время это подбирать. И разбираться, эти эмоции, ощущения, образы, — они имеют отношение к процессу, сообщают мне что-то о ситуации клиента, или это мои тараканы повылезли. Ну и, конечно, следить за качеством присутствия, не уходить полностью в мысли и переживания, быть в контакте с собеседником и не упускать, что он говорит (я для верности записываю, и довольно подробно).
В чем заключается, собственно, ментальная работа. Во-первых, анализ ситуации, причем максимально комплексно. Человек рассказывает о какой-то своей проблеме, задаче, о своем видении ситуации. Про своих клиентов, с которыми я уже какое-то время взаимодействую, я знаю примерно какое-то поле, что там в ситуации и вообще в жизни есть, и я этот контекст удерживаю — и в голове, и в поле взаимодействия. Если что-то забываю из услышанного, заглядываю в свои записи с предыдущих сеансов. Кроме того, есть социальный контекст, есть экономический контекст — и все-все эти штуки надо учитывать. Когда человек что-то рассказывает, анализировать ситуацию и складывать себе этот пазл.
Соответственно, если что-то непонятно — это одна из категорий вопросов таких, просто уточняющих по ситуации, и на правильность моего понимания: то есть я пересказываю своими словами, спрашиваю, правильно ли я поняла, что речь идет о том-то и том-то. Потому что мне важно собрать какой-то пазл, чтобы в нем ориентироваться. У меня, конечно, есть знания, вообще представления о том, что как может быть устроено, но мне всегда надо уточнять, чтобы у меня картинка в голове соответствовала ситуации клиента. Соответственно, какие тут у меня вопросы.
Когда я сориентировалась в ситуации, я думаю: что я знаю об этом из своего опыта, что еще я слышала, допустим, от коллег, знаю из обучения, из книг, какие дополнительные аспекты мне здесь надо учитывать? И дальше идет такого плана работа, потому что надо действительно сделать структурированную работу, а не просто послушать и сказать: «Ну, блин, охренеть, короче!»
Трикстер: «Вот вы попали».
Рэйчел: Нет, это тоже важно, кстати.
Трикстер: Но это не единственное, чем мы тут занимаемся :).
Рэйчел: Это эмоциональный отклик, да. Не единственный и не основной вариант, разумеется.))) Но этим дело не ограничивается, потому что, если человек зашел в какой-то тупик, нужно как-то пространство вариантов расширять и искать что-то, что будет решением проблемы. Для этого существуют структурированные методики. Я в основном использую методики нарративной практики, но и из других подходов какие-то элементы тоже включаю. Особенно учитывая информационное поле, которое довольно сильно психологизировано, и в котором представлено много концепций, нарративная парадигма из которых — не самая популярная. При этом важно еще учитывать, что ни одна методика, грубо говоря, не работает в лоб. Есть варианты самостоятельной работы, когда человек берет вопросы из нарративной карты и сам себе в тетрадочке на них отвечает. Это то, что можно разгрести по шаблону, просто взяв какие-то существующие упражнения и их проделав самостоятельно. Когда человек приходит на индивидуальное консультирование, это уже совершенно другая работа.
Трикстер: И вопросы задаются под этого клиента с учетом всех известных особенностей, с учетом контекста, с учетом массы факторов.
Рэйчел: Да. Понятно, что тут в лоб уже не работает. Обычно ко мне приходят клиенты, которые сами вообще много чего делают: люди читают книги, часто ходят на обучающие, терапевтические группы. В общем, всё, что они могли, они сами по себе прокопали. Часто у них есть какое-то сообщество, и тоже не обязательно какое-то психологическое, терапевтическое — есть сообщества эзотериков, ковены ведьм, феминистские группы роста самосознания, литературные объединения, фикрайтерские чатики и прочее. Где тоже очень много вопросов обсуждается, разбирается. И человек приходит достаточно компетентный.
Трикстер: Дружеские тусовки, группы поддержки…
Рэйчел: Да. Соответственно, если мы говорим об индивидуальной работе, то здесь я мысленно, находясь в диалоге, но одновременно что я делаю головой: я копаюсь в своей внутренней библиотеке и достаю те методики, которые в данной ситуации могли бы быть эффективны. Я их перебираю на несколько шагов вперед: если мы сейчас пойдем вот по этой методике, куда мы, вероятнее всего, придем и будет ли это окей? Дальше, допустим, у меня появляется какая-то основная и некоторое количество побочных, и я на ходу, прямо в разговоре, комбинирую всё это дело и задаю вопрос применительно к контексту клиента и к тому, как человек вообще мыслит.
Трикстер: Тут еще очень важно, что это научный подход, по большому счету. То есть мы имеем наблюдение, после этого мы выдвигаем какую-то гипотезу, после этого мы проверяем эту гипотезу, задавая определенные вопросы или давая определенные задания, после этого мы получаем информацию и ее обрабатываем. И тогда уже делаем какую-то интервенцию на основе нового наблюдения. То есть всё время: наблюдение — гипотеза — проверка гипотезы — интервенция, наблюдение — гипотеза — проверка гипотезы…
Рэйчел: И это научный подход в смысле верифицированных терапевтических методик, которым мы обучались, и у которых есть большая научно-практическая база. Нарративная практика работает в основном вопросами. Вот я задаю клиенту вопрос, и каждый ответ клиента очень много меняет в картинке и для него, и для меня. И это важно в том числе для подбора используемых методик. В этом есть динамика, есть движение мысли от того, что уже известно и знакомо, к тому, что возможно знать. Иногда важно спросить, туда ли мы движемся. Или, если у меня есть несколько вариантов, я прямо предлагаю, говорю: мы можем поговорить о ваших мыслях, чувствах, мы можем говорить о том, что делать в этой ситуации, мы можем еще что-то.
Трикстер: Еще важно иногда бывает проговорить, как мы шли, куда мы пришли, до чего мы дошли и что мы собираемся с этого места делать дальше. То есть такую точку с запятой ставить, иногда несколько раз за сессию. То есть запрос — работа — точка с запятой, работа — точка с запятой… Бывает такое.
Рэйчел: У меня опыт собственной терапии довольно большой. Я его анализировала и анализирую, что вообще происходит. И я часто сталкивалась с тем, что методики подбираются не адекватно для решения существующей задачи. В прошлый раз уже шла речь о том, что, допустим, приходит человек с неблагополучием каким-то, а консультант работает в ту сторону, чтобы это было ему нормально и он не нервничал и не переживал.
Трикстер: Или еще лучше — выйти из зоны комфорта. В которую никто никогда в жизни не заходил.
Рэйчел: Или вышел из зоны комфорта, да. Например, приходит человек и говорит: «Я испытываю стыд и вину по поводу того, что наорал на другого человека». Окей, мы можем разговаривать в ту сторону, чтобы он не парился. Мы можем разговаривать в ту сторону, а что вообще произошло в коммуникации. Мы можем работать на какое-то выпускание пара и…
Трикстер: …снижение напряжения в системе.
Рэйчел: И дальше, собственно говоря, спрашивать: а что человек сказать-то хотел? Чего он хотел, какую мысль он хотел передать тому самому другому? То есть, смотрите, тут есть варианты: разгребание вины и стыда, работа с какой-то первичной проблемой, вызвавшей конфликт, и работа с насилием. И обычно бывает важно и одно, и другое, и третье. И ещё много всего, чтобы изменения были гармоничными и сбалансированными.
Трикстер: Анализ ситуации еще очень важен, чтобы понять, что происходит в межличностных отношениях. Потому что возможно, человек испытывает стыд и вину, хотя наорал он на абьюзера.
Рэйчел: Да, да. То есть это всё очень тонкая работа, здесь очень важен подбор инструментов. Я понимаю, что все косячат и я не исключение. Но я стараюсь всё-таки избегать тех ситуаций, когда психотерапевт вообще как-то мимо работает, вообще куда-то в сторону. И фактически у клиента формируется какое-то, наоборот, неадекватное восприятие. Ну, не знаю, приходит человек в депрессии, говорит: «У меня случился пожар…»
Трикстер: А ему говорят: «Нет ничего страшного, у вас просто депрессия».
Рэйчел: «У вас просто депрессия, на самом деле всё не так плохо».
Трикстер: «Подумаешь, пожар».
Рэйчел: «Подышите там», еще что-то. Нет, это не адекватно в этой ситуации.
…
Как-то уже получилось, что я всё в основном сказала, что нужно делать головой. Это действительно работа, требующая очень большой включенности. Это очень мощная аналитика, и это практика, опыт.
Трикстер: Мы тут рассказываем, что терапевт в исполнении Рэйчел делает на сессиях. В моем исполнении, в принципе, тоже.
Рэйчел: Да, потому что клиенту может быть видно, что я, как валенок, сижу, а иногда там типа: а чо, серьезно, что ли? Вот прям вот так, значит?
Трикстер: Что мы на самом деле делаем, когда мы сидим с тупым видом. Или с очень эмпатичным видом. (Пауза.) Ты всё рассказал, что у тебя на другой странице еще было?
Рэйчел: Да, у меня на другой странице… Про последствия — сказал, про адаптировать — тоже… Про возможные последствия для жизни клиента, я имею в виду.
…
То есть что надо просчитывать: возможные последствия для жизни клиента, в какой ситуации он может оказаться. Причем не только тактически, но и стратегически, и с учетом подводных камней, про которые я уже знаю, и с прощупыванием тех подводных камней, о которых я могу не знать. Потому что какое-то неаккуратно сказанное слово может триггернуть и унести совершенно в другом направлении. Какие слова окажутся правильными, какие неправильными — это не всегда можно стопроцентно угадать, но это нужно хотя бы стараться сделать, включаясь максимально в эту ситуацию.
Опять же, вопрос: где нужно просто какое-то информирование? Потому что человеку может просто не хватать информации, какой-то практической информации, как что вообще бывает и что…
Трикстер: …что делают.
Рэйчел: Да, что делают. Ну и опять же, про чувства, про эмоционально-телесный отклик, про образы. То есть всё это тоже большой комплекс, который не ментальный, относится к более…
Трикстер: …к другим слоям.
Рэйчел: К другим слоям, да. И всё это тоже важно поднимать и анализировать. То есть когда я разворачиваю словами…
Трикстер: Это то, что психоаналитики называют «перенос — контрперенос». И от того что мы не любим психоанализ — юнгианский мы любим, классический мы недолюбливаем, — само явление не перестает существовать. Люди действительно чувствуют «фильмы» друг друга на самых разных уровнях: и эмоционально, и телесно, и образно.
Рэйчел: Да-да, формируется вот это поле. Я еще не рассказал про просчитывание зоны ближайшего развития…
Трикстер: Актуального, соответственно, ближайшего и что там за пределами зоны ближайшего. То есть что человек не поймет, даже если очень подробно объяснять. У каждого человека есть зона актуального развития — то, что он знает; зона ближайшего развития — то, что он может знать; и запределье зоны ближайшего развития — это то, куда человек сейчас просто голову не вывернет. У всех есть. У терапевта тоже есть.
Рэйчел: И еще можно сказать здесь, что это всегда колоссальное эмоциональное напряжение, связанное в том числе с тем, что человек приходит и видит какую-то свою маленькую проблему, и мы должны помогать ему постепенно как-то расширять свое поле зрения…
Трикстер: Чем тяжелее ситуация, тем туннельнее видение, зрение. И физически тоже, кстати. Когда в глазах темнеет и взгляд вот туда — это называется «туннельное зрение». Так вот, психологически оно тоже такое.
Рэйчел: В любом случае, часто бывает разный уровень компетенций. И я, к примеру, вижу человека, обратившегося за помощью, в очень большой беде. Я иногда просто на сеансах плачу, иногда — после сеансов, иногда не плачу. Но вот бывает такое, что у меня столько сопереживания, столько сострадания… Иногда я это не могу толком выразить, но это действительно огромный эмоциональный накал, потому что когда искренне во всё это вовлекаешься, часто вот так. А если не вовлекаешься, а работаешь сугубо по инструкции, очень много значимых аспектов ускользает из поля зрения. То есть жизнь каждого уникальна, но там, где есть хоть какие-то пересечения, переплетения моего (отрефлексированного) опыта с опытом клиента, мне важно хотя бы попытаться поставить себя на его место, вспомнить, что я чувствовала в сходной ситуации, и хотя бы попытаться понять, как он себя чувствует там, как думает, как видит, с чем в такой ситуации бывает сложно справляться.
Трикстер: Мы про контейнирование не сказали. Собственно, одна из основных задач терапевта — это контейнировать переживания клиента, для того чтобы они могли быть прожиты в спокойном, свободном режиме. Чтобы они могли быть прожиты вообще. Это то, что достаточно хороший родитель делает для ребенка. Когда ребенок весь в чувствах, что Вася сломал его машинку, мама его обнимает, утешает, расспрашивает, называет чувства, учит с ними обходиться, как-то помогает пройти этот процесс. И какое-то количество раз пройдя процесс с кем-то, человек научается делать это самостоятельно. Просто психолог, психотерапевт — это в том числе и педагог по психоэмоциональному развитию. Если человеку в детстве не хватило достаточного обучения в этой области, то оно ему необходимо и во взрослом возрасте. Кроме того, есть переживания запредельные, где контейнера собственного не хватит, даже если есть навык. Нужен кто-то другой, кто держит поле.
Рэйчел: Это важная тема — про навыки такие, самые базисные, самые основные, которые делают возможным, собственно говоря, какие-то навороты следующие, следующие, следующие. И терапевт очень много работает с этими уровнями, очень много работает…
Трикстер: …с запавшими клавишами, с пропущенными этапами развития. С тем, что человек недополучил на более ранних возрастных этапах.
Рэйчел: Я тут еще думала, почему часто психотерапевт пишет о своей практике — и складывается ощущение, что к нему приходят какие-то ну очень странные люди. Ну прям очень странные люди, которые делают откровеннейшую фигню…
Трикстер: А это небольшой срез человека, которым он делает такую-то вещь — такую-то фигню. Во всех остальных местах он взрослый и зрелый. Но приносит-то он что? Приносит он вот с этой фигней разобраться. И с ее следствиями во взрослой жизни.
Рэйчел: Но тут мне кажется важным удерживать…
Трикстер: …целостность восприятия клиента как взрослого дееспособного человека, возможно, поумнее терапевта на порядок, который пришел за помощью вот с этим. Но он гораздо больше, чем вот это.
Рэйчел: А иначе описания получаются как минимум инфантилизирующими, патологизирующими, и действительно складывается ощущение, что к терапевту ходят какие-то ну очень странные люди. Ну прям совсем очень.
Трикстер: А часто человек приносит к терапевту уязвимые, уязвленные детские части. И они — части. А он — большой и сильный взрослый. И прекрасно справляется со своей жизнью. У него часто даже деньги есть оплачивать услуги. Это, кстати, тоже очень важная задача терапевта: помнить, что он общается со взрослым, умным, зрелым человеком, в каком бы модусе сейчас ни находился клиент.
Рэйчел: Ну да. Или сам считает, что не очень прекрасно справляется, но все равно жив до сих пор как-то. А жиза — она и есть жиза. И косяки всякие, и западающие клавиши — они у каждого есть. У кого-то одни, у кого-то другие.
Трикстер: В принципе, не последняя цель посещения терапевтом собственной терапии в том, чтобы он не забывал, что он тут не самый умный и не самый здоровый.
Рэйчел: То есть у меня свои западающие клавиши. О каких-то из них я знаю…
Трикстер: Главное — помнить о «своих майских жуках».
Рэйчел: Расскажи про майских жуков тогда.
Трикстер: Я не помню, откуда байка, Маша Егорова нам рассказывала. Человек имел бредовую картинку, что майские жуки в комнате. И однажды врач наловил майских жуков, принес их в помещение, выпустил и говорит: «Ну вот сейчас мы их поймаем и уберем отсюда». Больной на него смотрит задумчиво и говорит: «Нет, доктор это ваши майские жуки, а мои майские жуки — они вон там». Соответственно, помнить, где у меня бывают майские жуки, для того чтобы их на клиента не проецировать.
Рэйчел: Вот весь этот комплекс работ делаешь с огромной интенсивностью в течение часа.
Трикстер: Или больше, смотря какой длины сеанс. Так что да, это не сидение и поплевывание в потолок, хотя снаружи, может, так и выглядит.
Исходник: https://www.instagram.com/p/CFGApBtnRtJ
