Трактат о травме (письмо маме)

Ты позавчера говорила, что, бывало, видела нас с Д. (и других людей) в травме и знаешь, как это бывает. На всякий случай еще раз кратко сформулирую то важное, что мне хотелось выделить и донести:

Ты нас видела в свежей острой травме, в травмированном состоянии, в горевании. И этот процесс тоже очень важно и порой трудно (эмоционально тяжело) сопровождать. И обычно бОльшую часть этого сопровождения выполняют близкие, хотя специалиста тоже можно (и часто нужно бы) привлечь.

Это — как бы странно ни звучало — более ПРОСТОЙ случай.

Это один из видов травмы.

**
Тот случай, который я обычно обозначаю как «работа с травмой» (а не «с гореванием»), — другой. Тот, где травмировавшее событие или стечение обстоятельств разной продолжительности произошло не где-то недавно/сейчас, а сто лет назад. И тогда (от тогда до сейчас) не смогло быть обработано (не хватило сил, времени, внимания и/или других ресурсов).

«Обработано» = осмыслено, эмоционально пережито, интегрировано в опыт; целью работы психики с таким событием/обстоятельством является нахождение/приобретение человеком возможности жить после него «всем собой» — с учетом пережитого.

Так вот, если это не получилось, психика решает вопрос иначе: находя возможность жить после Х, но не «всем собой», то есть не интегрируя опыт, а тем или иным образом избегая этой необходимости. Жить «несмотря на то, что это случилось» — «вопреки» (борьба), а не «с учетом» (развитие).

Это достигается за счет вытеснения (частичного или полного) своих переживаний по поводу Х (а иногда и воспоминаний про Х). Опыт не растворяется/переваривается/усваивается, а «лежит куском» в дальнем углу под надежной защитой (чтобы в сознание не прорвался). То есть человеку приходится все время ему противостоять (в том числе, не осознавая этого).

Это означает, что часть внутренних сил (тех или иных ресурсов человека) уходит одновременно (и постоянно с тех пор) на: наличие этого опыта + вытеснение этого опыта + саму жизнь, несмотря на этот опыт + некое объяснение себе такого положения вещей. И этого расхода сил (в количестве, условно говоря, «четырех Х») человек «не замечает».

На остальные силы человек живет так, как он хотел бы. (Часто делая не очень удобные для себя жизненные выборы, чтобы не встретиться с тем опытом в себе.)

Это нормальный механизм, по которому работает психика в «ненормальных» (нежелательных для человека, вредящих ему, разрушительных для него) обстоятельствах, справиться с которыми у него не хватило ресурсов, — аварийный механизм.

Если такое происходит регулярно, из жизни, по сути, получается компенсация/адаптация вместо развития/реализации.

Пока «остальных» сил много, человек не замечает, что что-то не так.

После некоторого количества срабатываний этого механизма «остальных» сил остается критически мало. Обычно в этом месте тем или иным образом происходит срыв, и вот тут-то случается встреча с собой по поводу этого опыта (и иногда — со специалистом).

В принципе, с каждым из этих вытесненных кусков можно было бы работать (чтобы интегрировать) даже без срыва, но обычно идея не возникает. Хотя при благоприятных обстоятельствах (большом количестве ресурса) бывает так, что защита ослабевает и человек приступает к такому прошлому опыту с целью его осмысления и интеграции. Часто это случается при возникновении какого-то резонанса текущего опыта с тем прошлым.

Часто люди в этом положении (силы заканчиваются), но еще без срыва ощущают (и приходят с жалобой на) скуку, апатию, депрессию (не эндогенное заболевание, а эмоциональное состояние), нехватку сил/мотивации для достижения своих же целей и пр.

Биологически человек умирал бы, когда силы закончились, но это часто делается через болезни (ослабление иммунитета), а люди придумали антибиотики, так что в последний век не всегда получается.

Сумасшествие — это тоже (крайний) вариант срабатывания этих защитных механизмов. Часто необратимый.

Так вот, работа с травмой — это умение помогать находить и обрабатывать эти вытесненные переживания, интегрируя опыт и высвобождая ресурсы, которые уходят на эти «четыре Х», что позволяет человеку в дальнейшем располагать своими ресурсами в большем объеме и реализовывать себя и свою жизнь более широко и эффективно.

Жизнь не как «то, что мной случается», а как «то, что я есть и делаю, поскольку считаю важным и ценным».

И это очень трудная, большая и важная работа, требующая огромной квалификации. Это сопровождение человека в его духовном труде.

Это не единственное, чем я занимаюсь, но с этим я работаю довольно много. Потому что в основе многих других проблем лежит именно травма.

Начинаем мы с кем-нибудь работать по другому запросу, а потом часто всплывает это.

Это довольно редкая специализация. Это мало кто у нас знает и умеет.

**
Пренебрежение к этой работе в нашем обществе вполне понятно и обычно стоит на непонимании (отсутствии в своем опыте или хотя бы у кого-то рядом), что «настолько хорошо» вообще бывает.

В нашем обществе (про другие знаю меньше) очень силен дискурс выживания, так как несколько войн, революция, жизнь в тоталитарном насилии и пр. оставляли мало возможностей реально обрабатывать полученный опыт в полном объеме. Степень травмированности (то есть жизни с вытесненным, а не обработанным опытом) очень высокая. Потому что в тех условиях просто остаться в живых уже было везением и огромной ценностью.

С точки зрения биологических приоритетов это вполне оправданно: сначала сохранить факт жизни, потом создать для нее мало-мальски подходящие условия/приспособиться к имеющимся, а уже потом развиваться-реализовываться.

Но человек — это не только биология, так что возможность развиваться и реализовываться он высоко ценит (я вовсе не утверждаю, что он это именно так осознает и называет) и переходит к этому сразу же, как видит хоть малейшую возможность. И под воздействием тех обстоятельств представление о том, что такое «возможность», сильно упало, свелось к «как-то выжить и обустроиться», из него исключилась фаза «полностью прийти в себя». Можно сказать, что тяга к развитию могла в таких условиях реализовываться, только если незаметно для себя пожертвовать своей целостностью и непрерывностью присвоенного (обработанного) опыта.

То есть стало статистически нормальным и «принятым нормальным» вытеснять пережитое (но не прожитое) и жить на крайне малые «оставшиеся силы», поскольку статистически обычным явлением в этот век была жизнь среди горя и насилия. (И такую тотальность этих процессов раньше технологически не получалось «обеспечить» — если на одной территории война, то на соседнюю это ТАК не влияло, так что людям было куда деться.) А тут горевать и обрабатывать случившееся ВСЕМ было некогда, поэтому статистически нормальным методом справляться стало вытеснение.

Аварийный механизм стал восприниматься как вполне обычный и чуть ли не единственный.

Отсюда и пренебрежение эмоциональной стороной вопроса, и социально поддерживаемое нежелание «былое ворошить», и отношение к жизни-самореализации (осознаваемой так) как к некоторой роскоши («не до жиру, быть бы живу»). Это ставшее статистически нормальным крайне небольшое «количество себя», оставшееся в распоряжении после всех вытеснений.

В общем, «нормальным» стало (считаться) жить в диком дефиците ресурса и слабом контакте с собой, причем не осознавая этого.

И этому те, кто научился этому под воздействием непереносимых обстоятельств, совершенно не(зло)намеренно учат своих детей (или дети с них это копируют), поскольку другого не знают и в другое не верят, а им это жизнь и разум спасло.

Опыт, которого нет, передать невозможно. Не передать имеющийся опыт — тоже довольно трудная задача, требующая осознанности.

Я не говорю, что когда-то бывала жизнь без горя. Но в более спокойные периоды истории, я полагаю, были другие представления о «нормальном» и «ненормальном», так как была другая статистика, другие «обычные» обстоятельства. Не было постоянных запредельных травмирующих факторов, с которыми ВСЕМ одновременно надо иметь дело. И человеку в беде помогали с этим справиться. Или хотя бы не мешали. Или у него срабатывало вытеснение, но он был такой один на сотню, а не каждый первый. Или у него накапливалось и он умирал («от болезни», хотя иногда так и говорили «от горя»), но теперь антибиотики и другие достижения медицины не дают этому способу самозащиты психики — «умереть, но умереть собой» — сработать.

Поэтому на этой территории широко распространено представление, что психологи придумывают людям проблемы, чтобы потом их от этого лечить.

Хотя именно на этой территории есть от чего массово лечить людей.

**
Аж целый трактат получился.

Но это именно что «кратко». Тут несколько томов в сжатом виде :)

**
Что человеку превышает предел совладания, а что нет, зависит от многих факторов: уже имеющегося опыта, знаний-умений-навыков, физиологического статуса, количества внешних ресурсов в распоряжении (и умения их привлекать и использовать), поддержки — как от близких, так и от социума (что определяется господствующими дискурсами) и т.д.

Оглавление цикла «Псих(олог)ическая травма и диссоциация»:
http://alterglobe.ru/?p=1190